Иван Солоневич. Так что же было в Германии?.. // Наша Страна. 1948-1949 гг.
Два лагеря
О том, что именно совершалось в Германии — точнее, в германской «восточной политике» за 1938—1945 годы, я написал целую книгу — страниц в двести пятьдесят. Эта книга должна была быть издана Высшим монархическим советом в Мюнхене. Она должна была бы выйти в свет к моменту моего отъезда с территории бывшего Третьего Рейха и нынешней британской оккупационной зоны. Раньше выпустить ее было нельзя. Английские оккупационные власти, которые в ряде случаев оказали мне весьма существенную помощь, настойчиво предупреждали, чтобы я не писал решительно ничего: «иначе нам было бы трудно отказать советам в вашей выдаче». Я, по вполне понятным соображениям, никак не хотел доставлять англичанам каких бы то ни было трудностей.
Валютная реформа сорвала издательские планы ВМС. В обозримое время эта книга никак не может выйти в свет. Вопросы, которые в ней затронуты, я считаю самыми актуальными вопросами нашей с вами жизни: та политическая расстановка сил, которая существовала в эмиграции и в мире во время Второй мировой войны, может в какой-то степени повториться и во время третьей. Уроки Второй мировой войны мы должны изучить, продумать и использовать. И для этого мы должны знать обстановку такой, какой она была в реальности, а не в нашем желании или в нашем воображении. Или, еще хуже, — в наших ошибках, которые мы сейчас будем канонизировать, идеализировать и возводить на пьедестал легенды. Вполне достаточное количество ошибок сделал и я. И если я о них буду говорить, то никак не для покаяния, а для поучения. Поучение будет по необходимости довольно горьким.
Наши социалисты в САСШ выпустили книгу под заглавием «The Forced Labor in USSR», в которой сказано, что наше штабс-капитанское движение, весьма сильное — «very important one», — поставило себя на службу Гитлеру, что я оказался правой рукой Геббельса и что мы вообще «пошли на восток». Новая эмиграция, пришедшая сюда с востока, и письменно и, еще более, устно упрекает меня именно в том, что ни на какой восток мы не пошли, что ни с немцами, ни даже с Власовым мы работать не стали и что вообще я, так сказать, изменил своим принципам.
Тот факт, что новая эмиграция нас всех интересует сильно, не нуждается ни в каких объяснениях. Несколько менее ясен тот факт, что и я интересую новую эмиграцию. Дело заключается в том, что в оккупированных областях России немцы и солидаристы создали моему имени весьма широкую известность. Я тут решительно ни при чем, и никаких геройских подвигов с моей стороны не потребовалось. Какой-то оборотистый немец, промышлявший в Риге в отделе Пропаганда-Норд, издал три моих книги общим тиражом в 600.000 томов на русском языке и для «востока». Я потом письменно разыскал этого немца — не для того, чтобы получить с него мой гонорар, а для того, чтобы иметь документальное доказательство того, что я в том издании решительно ни при чем. Это одно.
Другое: партия солидаристов захватила в свои руки все русские газеты в оккупационных зонах. Во всех этих газетах печатались: или отрывки из моих книг, или мои статьи в «Голосе России», приводилась моя биография и описывался софийский взрыв. Я до сих пор не знаю, из каких соображений это было сделано: из чисто литературных или из политических: среди солидаристов есть — или было — очень много чисто монархически настроенных людей, и эта же партия издала впервые мои книги на русском языке в 1936 году. Все это я рассказываю для объяснения интереса новой эмиграции по моему адресу, а также и упрека: «Вот, проповедовал человек непримиримость до конца, а когда конец советам подходил к их самой глотке, поджал хвост и замолчал». Некоторые оттен¬ки именно этого мнения вы можете найти в письме инженера К.О. П-ва, помещенном в предыдущем номере «Нашей страны».
Итак: две точки зрения: а) правая рука Гитлера и б) дезертир антисоветского фронта. Само собою разумеется, что если нашим меньшевикам в САСШ можно писать все что им угодно, то новая эмиграция — в особенности та, которая была связана с власовской акцией, — свободы слова не имеет и сейчас. Всякая былая «помощь Гитлеру» еще и сейчас настолько одиозна, что люди стараются ее замалчивать. Так, строя власовскую легенду, люди начисто замалчивают тот факт, что около 90 процентов всех русских формирований в Германии были использованы вовсе не для борьбы с советами, а для войны на Западном фронте или, что еще хуже, для оккупационно-гарнизонно-карательной службы во Франции, Италии и даже в Югославии. Генерал А.А. Власов тут решительно ни при чем.
Не надо возлагать ответственность за эти карательные дивизии ни на новую, ни на старую эмиграцию, ни даже на Россию вообще. Простите за маленькую бытовую иллюстрацию.
В феврале 1945 года мы, то есть сын с семьей и я, бежали из Померании на Запад. Мы оба — на вело, жена сына с внуком — на возике. Вообще, в сравнении с этим побегом наш пресловутый побег из концлагеря ББК в Финляндию был только увеселительной прогулкой. Красная Армия шла верстах в тридцати позади нас, дороги были занесены сугробами — а там, где не было сугробов, шоссе обледенело, как каток. Наш конь выдохся окончательно, и вот, греемся мы в каком-то подорожном трактире и слышим истерический крик: «Казаки, казаки!»
Я бросился в дверь. Мимо по деревенской улице с визгом, улюлюканьем и прочим в этом роде скакала орда. Раскосые всадники гнали табуны лошадей. У меня душа медленно сползла в пятки: все-таки попались!.. Но потом, всмотревшись, я обнаружил, что всадники почти без винтовок и что вместе с ними проскакало человека два-три явственных зондерфюреров. Эта орда оказалась какой-то красновской дивизией и спасала свой конский состав от наступления Красной армии. Ее штаб расположился в версте, в помещичьей усадьбе, и я пошел к нему, чтобы то ли пристроиться хотя бы к орде, то ли чтобы раздобыть там какую-нибудь сивку, «Panje-Pferd», как называли их немцы. Кстати, за такую панье-пферд платили в это время цену, равную цене нескольких кровных скакунов: эта выдержит любой мороз и любое питание.
На помещичьем дворе царила улюляевщина. На кострах жарились конские окорока, запах махорки и самогона достигал высокой степени концентрации. Я разыскал командира части. Назвал ему свое имя. Командир части сказал, что он его слышал — и явственно соврал. Но у меня было письмо ко мне генерала Краснова — очень старое, и его я захватил с собой. Письмо оказало некоторое действие. Раскосый командир выразил свое полусогласие как-то помочь — если у меня есть золото. Я сказал, что есть. И после всех этих переговоров я, русский и прочее, предпочел застрять на лишние, очень лишние несколько часов, чтобы только не попадаться на глаза ни орде, ни ее командиру. Сейчас не следует талдычить о том, что эти отряды делали, но не следует также и думать, что этого не знает никто. Не следует также думать, что даже и в иных условиях такие орды будут действовать иначе. Все дело, в частности, заключается в том, что до февраля 1945 года — то есть до полной и окончательной катастрофы — немцы организовывали только орды, карательные отряды — «Schreckens-regiment», как они сами называли эти формирования. Но власовская армия была «признана» только тогда, когда, собственно, можно было совершенно свободно обойтись и без немецкого признания. Основные кадры власовской армии ничего общего с ордами не имели, там было очень патриотическое и вовсе не пронемецкое настроение. И в заслугу генералу А. Власову нужно поставить то, что ни на какие карательные функции он не пошел. И что свою линию он выдержал до конца, — до конца Германии.
Все дело заключалось вот в чем: мы, в Германии сидевшие, знали, что до конца Гитлера он ни на какие уступки не пойдет. Как это в реальности и случилось.
В мире иллюзий
Человеку свойственно ошибаться — это бы еще не так плохо. Но человеку также свойственно злоупотреблять своим правом на ошибки. Так, наши социалисты в САСШ имели полную возможность установить тот факт, что ни генерал В. Бискупский, ни полковник Скалон, ни генерал фон Лампе, ни я никакого участия ни в какой немецкой акции не принимали. Генерал В. Бискупский умер от отчаяния и от голода, полковник Н. Скалон так и кончил свою трудовую жизнь — шофером грузовика. Сейчас, после «разоблачений» своей книги, те же меньшевики объясняют наше неучастие во власовской акции нашей, видите ли, реакционностью. Сообщили, значит: а) что я был правой рукой Гитлера — и что я даже и левым мизинцем не был из-за моей реакционности. Оба раза была сказана заведомая неправда. Неправда, имеющая целью создать еще одну иллюзию о нашей русской «реакции».
Нас всех со всех сторон пытаются втянуть во всякого рода иллюзии и мифы. Позвольте вам напомнить: сколько иллюзий, мифов и легенд строилось о нашей революции, сколько иллюзий, легенд и мифов было положено в основание национал-социализма? А. Розенберг так и озаглавил свою книгу — «Миф XX века». Идеолог французских социалистов профессор Сорель так и писал: «Нам нужен миф, мобилизующий массу, — причем совершенно не нужно, чтобы этот миф соответствовал какой бы то ни было реальности». Русские мифы кончились на Лубянке, немецкие — в Берлине, французские кончатся то ли де Голлем, то ли Торезом. Мы все мчимся на предельных скоростях современной техники по самому современному шоссе, утыканному фальшивыми сигнальными знаками. Миф великой и бескровной, миф «пролетариев всех стран», миф высшей расы, и миф немецкой непобедимости, и миф сталинской армии, миф одночасового рабочего дня (Каутский и Лабриолла), миф о «бездарности старого режима» и миф о веселой и зажиточной жизни в СССР. Миф о «реакции» САСШ и миф о «прогрессе» в СССР, миф об азиатском коммунизме и о европейской Германии, исконно стоящей «на страже» («Вахт ан дер Одер») европейских демократий против русского тоталитаризма. Этот последний миф всякие доктора Шумахеры особенно старательно вдалбливают в черепа и немцев, и иностранцев, — так, как если бы доктора Шумахеры начисто забыли тот факт, что они сами только что сидели в концентрационных лагерях немецкого, а не русского тоталитарного режима. Что первое научное изложение принципов этого режима было сделано итальянцем Макиавелли и англичанином Гоббсом, что эллин Платон и немец Фихте, француз Фурье и еврей Маркс — каждый по-своему философски обосновывали коллективистический режим для всего человечества. Что Робеспьер, Муссолини и Гитлер никакими русскими не были и что вообще с мифотворчеством пора бы и кончать: сотнями миллионов жизней оплатились наши вчерашние мифы. Во что обойдутся наши сегодняшние? Правда с большой буквы нам не дана. Но нельзя ли обойтись без сознательного вранья — с маленькой? Вот мчимся мы со стремительными скоростями на призывные огни легенды — и въезжаем в ямы братских могил. Нельзя ли установить какие-то правила политического «уличного движения»?
То, что писали наши социалисты о нас, старых русских эмигрантах в Германии, было более или менее сознательной неправдой. То, в чем нас упрекает новая эмиграция, объясняется просто полным незнанием внутригерманской обстановки в годы войны и перед ней. Основной вопрос заключается вовсе не в том, хотел ли Иван Иванович помогать Германии или не хотел, а в том, что никакая мыслящая помощь Германию спасти не могла. Что немецкое мировоззрение — немецкое вообще, а не только гитлеровское — было построено на сплошной мифологии, и что, как завершительный штрих этой мифологии, была создана легенда о всесокрушающей мощи армии Третьего Рейха. Армия Третьего Рейха армии Вильгельма II и в подметки не годилась, так же как армия Сталина — армии Николая П. Или дипломатия Молотова — дипломатии Сазонова. Или политика Черчилля — политике того же «последнего Романова».
Германия Гитлера была безмерно слабее Германии Вильгельма. Но и аппетиты Гитлера были безмерно больше аппетитов Вильгельма. Гитлер «вздернул на дыбы» против себя весь мир: и западные демократии, и восточное славянство, и католицизм, и еврейство, и «международный капитал», и интернациональных социалистов, и своих собственных генералов, и свою тоже собственную протестантскую церковь — какие шансы были у Гитлера выиграть бой против всего мира?
Германия Гитлера шла на самоубийство. Было бы разумно в нем участвовать? Только для того, чтобы на фундаменте новых трупов строить новую легенду — и идти все к новым и новым братским могилам? Германия Гитлера шла на самоубийство. И мы ей сказали: ну что же, скатертью дорога! И каковы бы ни были наши отдельные ошибки — в этом отношении мы оказались правы. Хотя бы только в этом.
