И. П. Воронин, заместитель редактора газеты «Монархист» (Санкт-Петербург) |
Начало | Продолжение | Примечания |
Газета «Северо-Западная Жизнь» и идеология «западно-русизма»
Окончание Необходимое пояснение уже с нашей стороны: именно из упоминаемого в комментарии общества «Крестьянин» и выросло «Белорусское общество», благодаря которому Лукьян Михайлович Солоневич вышел на издательское поприще. Наиболее ярким эпизодом полемики стал ответ «Северо-Западной Жизни» на статью в «Нашей Ниве» под названием «А все ж таки мы живем!..» Иван Луцевич от скромности умирать не собирался и в качестве эпиграфа к передовице взял четверостишие… Янки Купалы, то есть свое собственное. Внимание Лукьяна Михайловича, однако, привлекло не это, а один пассаж из статьи: «Старое, одряхлевшее, отжившее свой век идет прочь, на погибель, а новое, святое, радостное занимает свое почетное место и ведет народы и отдельных людей к доброму, вечному. Старые боги идут на слом, а новые вселяются в сердца человеческие. Так было от сотворения мира, так и теперь есть». [17] В № 129 своей газеты Л. М. Солоневич не удержался от колкости: «Читая эту галиматью, никак не разберешься, о чем, собственно, речь, каких новых богов выдумал «рэдактар-выдавец I. Луцэвіч». Янка Купала был задет за живое. Да так, что пуще прежнего наворотил новой революционной галиматьи: «Панам солоневичам все будет «галиматья», что только по-белорусски не напишется. Для перевертышей законы жизни и правда-справделивость в расчет не идут. Посмотрим дальше. Вот он цитирует другой отрывок из нашей статьи: «И наше Отечество пережило и переживает то же самое... Просыпается самосознание народнае, поднимает сторона наша свои очи к солнцу и расправляет свои могучие плечи». И что ж за ответ на это выдумал п. Солоневич? Да просто по-«истинно-русски»: «Что вы скажете на это, читатель? Разве не просится на уста ваши нецензурное ругательство?» Важно сказано. За слова «поднимает сторона наша свои очи к солнцу» грозят нам паскудной лаянкой. Не будь губернаторских постановлений о хулиганстве и цензурного устава, то «нецензурных ругательств» «Сев-Зап. жизнь», как видно, не пожалела б для своих читателей. Далее п. Солоневич распинается, что белорусы от русских националистов, кроме одного добра, ничего хорошего и не имели и, как пример, приводит правление в нашем крае великого националиста Муравьева. Мы не будем спорить с «Северо-Западной жизнью» о Муравьеве – зачем тревожить покойника – мы только напомним жывым, что когда Муравьев правил в Беларуси, тогда и помину еще не было о таких патентованных русских националистах, созданных по образу и подобию солоневичей, пуришкевичей, замысловских и тому подобных. Их, этих патентованных «валяй-патриотов», сотворили наши нынешние времена: беспросветная реакция, наступившая после светлых проблесков 1905 г. Об этих националистах, которые хотели б все чистое и светлое в России опоганить, запачкать и повернуть всю ее жизнь назад – в крепостничество, – мы и говорили в своей статье. И п. Солоневич прикидывается незнайкою (по-русски – «валяет дурака») и лжет, переворачивая нашу заветную думку на свой националистический лад. Успокойся, п. националист! Белорус хорошо сумеет разобрать, кто и как ему говорит и кто ему более родной и вечный, а кто чужой и временный. А что до «лганья», какое вы будто бы находите в «Н<ашей> н<иве>», то... оставляем этот интерес тем, кому за «лганье» хорошо платят, а мы и с бесплатной правдой как жили, так и будем жить. Казенных подачек не искали мы и искать не собираемся». [18] Короче говоря, Купала, может, и был большим поэтом – дело вкуса – но публицист из него никакой. Л. М. Солоневич на этот «поток сознания» даже, кажется, ничего и не ответил. В июле началась Великая война. С началом Первой Мировой в жизни Ивана Солоневича связано два незабываемых события, и, поскольку мы не знаем, какое из них произошло раньше, располагаем их в том порядке, который больше бы соответствовал его убеждениям: сначала государственные интересы, потом – личные. Так вот, 22 октября 1914 года Минск проездом посетил Государь Император Николай Второй. «Северо-Западная Жизнь», конечно, постфактум дала об этом соответствующий репортаж. Вполне вероятно, что его автором был Иван Солоневич. Более поздние воспоминания ничего общего с протокольным отчетом не имели: «..это было в начале войны в Минске, через который Государь проезжал, направляясь в Ставку. Я в те времена не был совсем уже «в низах». Издавал газету «Северо-Западная Жизнь» и получил билет в собор, где в присутствии Государя служилась обедня. Обедня прошла не столь молитвенно, сколько торжественно, и после нее Государь прикладывался к иконам. Перед одной из них Он стал на колени – и на подметке Его сапога я увидал крупную и совершенно ясно заметную заплату. Заплата – совсем не вязалась с представлением о Русском Царе. Проходили годы, и она, оставаясь для меня неким символом, стала все-таки казаться плодом моего воображения. Только в прошлой году, в Софии, я в разговоре с о. Г. Шавельским, который хорошо знал Цар¬скую Семью, вопросительно упомянул об этой заплате: была ли она воз¬можна? Она оказалась возможной. О. Георгий рассказал мне несколько немного смешных и очень трогательных анекдотов о том, например, как Наследник донашивал платья своих старших сестер. Эта заплата стала неким символом – символом большой личной скромности. И с другой стороны – большой личной трагедии. Царская Семья жила дружно и скромно: по терминологии тогдашних сумасшед¬ших огарочно-санинских времен – это называлось мещанством». [19] В Минске Солоневич видел Государя во второй и последний раз в жизни. Первый был в 1913 году в Петербурге во время празднования 300-летия Романовых. Другое свидание периода начала Великой войны – со своим тестем, которого Иван Лукьянович представляет довольно кратко: В. И. Воскресенский, «начальник штаба какой-то дивизии». Впрочем, краткость с талантом родственники, и последующая характеристика отца жены, сделанная в результате одной-единственной встречи-знакомства, это лишний раз подтверждает. Солоневич вспоминал: «Это был человек исключительного остроумия и единственный по тем временам, который предсказал: война будет длиться не полгода и не год – а чорт его знает, сколько времени, и кончится, чорт его знает, чем. Я, в числе очень многих людей того времени, отнесся к этому пророчеству весьма иронически». [20] К такому портрету-комплименту остается добавить только скудную информацию фактического характера. Владимир Иванович Воскресенский родился в 1867 году. Окончил Академию Генерального штаба. В декабре 1908 года произведен в чин полковника. С 1910-го – начальник штаба 51-й пехотной дивизии. В сентябре 1915 года в чине полковника занимал должность командующего бригадой Кавказской гренадерской дивизии. За отличие командиром 15-го гренадерского Тифлисского полка представлен к награждению – и награжден Георгиевским оружием. В 1917 году он был уже генерал-майором, с 1 января по 12 мая занимал пост начальника штаба 26-го армейского корпуса. Дата смерти (или гибели) неизвестна. Еще до официального начала Великой войны, 18 июля, Иван Солоневич дает передовицу в «Северо-Западной Жизни» под красноречивым названием «Жребий брошен». Через месяц с небольшим, 24 августа, в газете началась публикация серии его очерков, озаглавленная «Дневник войны». Всего она включила в себя свыше 70 произведений, которые вкупе с примыкающими по содержанию статьями, корреспонденциями и заметками могли бы составить целый том – хронику первых двух лет Великой войны глазами современника. «Дневник» выходил два-три раза в неделю, иногда чаще, иногда реже, однажды перерыв составил больше месяца. Это, скорее всего, было вызвано отлучкой Ивана в Петроград. Младшие братья тянулись за Ватиком, и вот в номере от 11 октября 1914 года находим такой материал: «В Августовских лесах (письмо гимназиста)». Он сопровождается вводным предложением Лукьяна Михайловича: «Редактор «Северо-Западной Жизни» получил от своих сыновей, гимназистов 8 и 6 классов Виленской 2 гимназии следующее письмо» – и далее собственно текст, повествующий о том, что они видели вблизи фронта. Шестнадцатилетний Боб 28 ноября еще раз отмечается в газете, опубликовав корреспонденцию «Виленские гимназисты на передовых позициях». К концу года газета воспринималась уже как семейное дело Солоневичей, в том и числе и недругами. Под огонь критики начинает попадать не только редактор-издатель, но и его старший сын Иван. «Какой-то «Белорусс», – писала, к примеру, «Минская газета-копейка» – в нежном союзе с солидной фирмой «Л. Солоневич и Сын», на все лады склоняет «еврея» <…> Под ручку с гг. Солоневичами – отцом и сыном (какая талантливая семья!) г. Белорусс будет шествовать триумфально и хлопать в ладоши при виде пышных всходов, которые дадут брошенные ими на благодарную почву ядовитые семена… Но когда рассеется мрак, и свет любви и радости озарит нашу родину, – гг. Солоневичи и Белоруссы и с вами – все борзописцы, торгующие своими перьями оптом и в розницу, куда вы пойдете? Не устыдитесь ли вы тогда? А ведь время это придет». [21] Куда пошли Солоневичи после всех радостей революции – известно. Лукьян Михайлович сначала в лагерь, а потом под расстрел. Иван за первую попытку побега из СССР также попал в ГУЛаг, и уже оттуда бежал в Финляндию. А вот, например, один из редакторов «Копейки» С. Левинсон в 1920-е годы работал в советском БелРОСТА – Белорусском бюро Российского телеграфного агентства. Но мы опять забегаем далеко вперед. Осенью 1914-го нападки на отца и сына Солоневичей со стороны «Минской газеты-копейки» становятся наиболее частыми. Лукьян Михайлович, как объект травли к тому времени уже, видимо, поднадоел. В его адрес по инерции летят только давно затертые штампы вроде «издатель-гастролер», «субсидиеглотатеть» и проч. Зато по принципу «кто на новенького?» по полной программе достается сыну. Даже строительство ледяного катка при содействии минской городской управы, то есть общественно-спортивная деятельность Ивана вызывает раздражение: дескать, не на этом ли катке заморожена совесть. [22] Некий «Макар Чудра» пишет целую одноактную пьесу «Лицедейство», где действующими лицами выступают Соленый-отец, Соленый-сын, Белорусс, Брехачек и Тень Шмакова. Описание персонажа, прототипом которого стал Иван Лукьянович, таково: «Немецкие бакены. Голова – футбольный мяч крупного калибра». [23] Дальше – больше. Вот уже и «Дневник войны» не дает покоя, и его автора именуют «новоявленным стратегом и тактиком, генералом от футбола». А вот в фельетоне «Договорились» (12 декабря 1914 г.) Ивана отправляют в сумасшедший дом. И буквально через день печатают статью с провокационным названием «Мозги господ Солоневичей». На такие мелочи, как заметка «Там, где играют в футбол» за подписью «Диаволо» уже перестаешь обращать внимания, тем более, что некоторые фельетоны в «Копейке» пишет сам «Сатана». Иван Солоневич до поры до времени ограничивался лишь репликами по адресу оппонентов (знали бы они, как разовьется его талант полемиста впоследствии!) Но однажды так припечатывает их своим памфлетом «Два сапога», что они в бессильной злобе бегут подавать в суд. Статья была опубликована 11 апреля 1915 года, через полтора месяца после того, как Иван Лукьянович официально стал именоваться издателем «Северо-Западной Жизни». Для Лукьяна Михайловича все это было не в новинку. Как редактор и издатель он к тому времени прошел все круги ада – и штрафы, и конфискацию номера газеты, и, конечно же, судебные иски. Существует прочно укрепившийся в массовом сознании миф, что от царской администрации и цензуры «страдала» только революционно настроенная печать. Ничего подобного: закон был одинаков для всех, и в последние годы существования Российской Империи правые и русские националистические издания подвергались властным «репрессиям», возможно, даже чаще, чем те, кто боролся против Веры, Царя и Отечества. Вот краткая хроника событий такого рода менее чем за полтора года и только в отношении одной провинциальной газеты. 16 июля 1913 года. На редактора «Северо-Западной Жизни» Л. М. Солоневича наложен штраф в 200 руб. с заменой арестом на 6 недель за передовую статью в номере от 3 июля. Штраф заплачен не был, и г-н редактор заключен в губернскую тюрьму. [24] 19 июля. По распоряжению администрации конфискован номер «Северо-Западной Жизни» от 18 июля ввиду неправильного указания имени и отчества издателя газеты. [25] 20 июля. Штраф внесен, и Л. М. Солоневич освобожден из заключения. Деньги в канцелярию губернатора по телеграфу прислал генерал А. В. Жиркевич из Вильны. [26] 28 ноября. Приговор окружного суда по делу «крестьянина Богородицкой волости, Гродненских уезда и губернии» Л. М. Солоневича: 2 месяца тюрьмы, поскольку допустил «опозорение в печати служебной деятельности» дисненского исправника Симановича, «могущее повредить его чести, достоинству и доброму имени», а также «допустил ряд оскорбительных отзывов, заключающих в себе прямое злословие». Дело слушалось вторично по отзыву Лукьяна Михайловича в его присутствии, первый раз – в сентябре – заочно. [27] 12 февраля 1914 года. «Дело о дисненском исправнике» рассмотрено еще раз, в апелляционном порядке. Виленская судебная палата приговорила: приговор окружного суда оставить в силе. [28] 24 сентября. Лукьян Михайлович выступал ответчиком в виленском окружном суде по иску местного ксендза Леона Жебровского (обвинение в клевете) и был оправдан. [29] Белорусский период жизни и творчества Ивана Лукьяновича Солоневича завершился в сентябре 1915 года, когда он перебрался на постоянно жительство в Петроград. За плечами остались почти 150 статей в «Северо-Западной Жизни» и неоценимый опыт журналисткой и издательской работы. Годы становления публициста были отмечены полемическим задором, постепенным расширением жанровой палитры (от театральной рецензии до передовой статьи), оформлением имперских политических установок. Мы лишь прикоснулись к творческому наследию нашего героя за этот период, и оно еще только ждет своего исследователя. В современной России интерес к политической жизни окраин Империи сегодня невелик. В независимой Беларуси официальное отношение к идеологии «западно-русизма», яркими представителями которой были отец и сын Солоневичи, однозначно-негативное – примерно такое же, как в советские годы к К. П. Победоносцеву или И. А. Ильину. Возможно, развитие интеграционных процессов на бывшем пространстве Российской Империи в скором времени подтолкнет представителей гуманитарной науки к изучению опыта «Северо-Западной Жизни». Современным белорусским школьникам в 6-м классе предлагают «намалеваць» (то есть нарисовать) политическую карикатуру на тему: «Лука Солоневич и «Белорусское общество». Вот бы нашелся однажды какой-нибудь смышленый школяр и поведал своему преподавателю, что в 1913 году, при «проклятом царском режиме» и «полном угнетении белорусской нации», рядовой учитель гимназии в Минске мог купить на месячное жалованье 200 граммов золота или, например, 80 пар обуви. И тогда они вместе посмеются и придумают другую, более достойную, тему для карикатуры. |