И. П. Воронин, заместитель редактора газеты «Монархист» (Санкт-Петербург)

И. П. Воронин, заместитель редактора газеты «Монархист» (Санкт-Петербург)

Иван Солоневич – сотрудник «Нового Времени»

Полная биография И. Л. Солоневича, героическая и во многом фантастическая, пока не написана. Многие эпизоды ее представлены по-прежнему лишь пунктирными линиями. Одним из «белых пятен» до сих пор является период работы И. Л. в крупнейшей дореволюционной газете России – «Новом Времени». По нашим данным, нет ни одного исследования, посвященного специально этой теме.
В большинстве публикаций, претендующих на биографический очерк, дело ограничивается констатацией факта: работал-де в суворинском «Новом Времени» и точка. Только Александр Апасов и Игорь Дьяков позволили себе пофантазировать в этом направлении. Первый сообщает, что «даже среди сотрудников «Нового Времени» он (Солоневич) слыл крайне правым», [1] а второй говорит, что Иван Лукьянович «много пишет о спорте». [2] Как увидим дальше, эти фантазии не базируются на каком-либо фактическом материале. Хотя первая из них, в общем-то, и соответствует действительности, если иметь в виду исключительно ведущих сотрудников «Нового Времени», определявших лицо газеты.
С осени 1912 года Иван Солоневич курсировал между Санкт-Петербургом и Белоруссией. Поступив в университет, он продолжал работать в газете «Северо-Западная Жизнь», которую издавал его отец, Л. М Солоневич. Из Вильно в Гродно, затем – в Минск, так менялась белорусская география. Уже в Минске Иван Лукьянович с 24 февраля 1915 года становится издателем газеты. Долго пребывать в этой более чем высокой для 23-летнего молодого человека должности ему, впрочем, не пришлось.
Окончанию белорусского периода жизни и творчества и переезду на постоянное жительство в столицу Империи предшествовали следующие обстоятельства.
«Уже два дня не выходит газета «Северо-Западная Жизнь», – не без удовлетворения сообщает «Минская Газета-Копейка» 25 августа 1915 года. – О причинах своего невыхода редакция ничего не объявляла. В известных кругах это вызывает оживленные толки». [3]
Через два дня тот же источник – объект продолжительной полемики – публикует информацию о возобновлении выхода газеты Солоневичей.
Однако уже 7 сентября оппоненты «Северо-Западной Жизни» завершают полемику вполне эффектным, на их взгляд, финалом. Заметка, озаглавленная «Бегство гг. Солоневичей», составлена в классическом для бульварной прессы стиле:
«Вчера в городе стало известно о позорном бегстве из Минска гг. Солоневичей отца и сына.
Получив в известном порядке крупную сумму гг. Солоневичи, обещав удовлетворить сотрудников и наборщиков вознаграждением, которое им причиталось за прошлое время, ночью уехали из Минска, захватив с собой наиболее ценные вещи.
Для ликвидации оставшихся благоприобретенных машин и полученного в виде компенсации за «патриотические» услуги шрифта, оставили некую родственницу из их же редакционной семьи». [4]
Объективная же картина выглядела следующим образом. Фронт подходил к Минску вплотную. Правительственные учреждения уже были эвакуированы в Петроград. Из минских периодических изданий продолжали выходить лишь те, что принадлежали владельцам типографий. И даже эти немногие испытывали явные трудности с элементарным обеспечением бумагой.
Кроме того, у И. Л. Солоневича были и более чем существенные личные обстоятельства для эвакуации – супруга Тамара Владимировна была в положении (сын Юрий родился меньше чем через полтора месяца). Впоследствии Иван Лукьянович вспоминал:
«Потом все наши белорусские проблемы рухнули в миро¬вую войну. Я очутился в Петербурге месяца за три до рож¬дения Юры (очевидно, ошибка памяти – И. В.) без денег и без перспектив. <…> Я стал устраиваться в «Новом Времени». Это были голодные годы, когда я в мирное время спал на одеяле, постеленном на полу, и прикрывался своим единственным пальто — летним пальто. А. М. Ренников помог мне устро¬иться во внутреннем отделе на обзорах провинциальной печати. Я до сих пор не могу забыть того большого и дру¬жеского участия, которое оказал мне А. М. Ренников, он тогда редактировал внутренний отдел. Но я хотел работать более всерьез. Редактор информационного отдела Ф. Ф. Борнгардт заявил мне, что он меня в этот отдел не пустит, — для такого заявления у него были основания. Я сказал, что я пройду. «Нет, не пройдете». — «Ну, посмотрим». Я сделал маленький трюк <…>. Изучил все слабые стороны нововременской информации, дал несколь¬ко важных заметок Борнгардту, он их не пустил. Две соот¬ветствующие заметки дал в какую-то другую газету, а с рукописью третьей пошел прямо к М. А. Суворину, взяв с собою все предыдущие произведения. Борнгардт едва не вылетел из «Нового Времени» совсем, что нам не помешало впоследствии поддерживать самые дружеские отношения. Так я стал работать в «Новом Времени». И так я получил доступ к политическому быту и политической технике двух последних лет Императорской России». [5]
Прямую речь Солоневича необходимо снабдить небольшим именным указателем. О М. А. Суворине, сыне основателя газеты, скажем ниже и подробнее, сначала – о двух других персонажах. Столь запомнившийся нашему герою Федор Федорович Борнгардт (1876-1938) происходил из обрусевших немцев и после революции остался жить в СССР, в 1937 году был арестован в Астрахани по обвинению в антисоветской агитации, получил 10 лет и летом следующего года скончался в Сталинградской тюрьме.
Ренников – это литературный псевдоним Алексея Митрофановича Селитренникова (1882-1957), нововременца с 1912 года, редактора отдела «Внутренние известия». После Гражданской войны Ренников эмигрант, сотрудник парижской газеты «Возрождение», автор нескольких книг (очерки, рассказы, сатирические романы, пьесы).
По каким-то неведомым нам причинам И. Л. Солоневич не предает огласке тот факт, что и его отец, Лукьян Михайлович, также был сотрудником «Нового Времени». В 1939 году, когда писались цитировавшиеся выше строки, Иван Лукьянович, очевидно, еще не знал о той трагической участи, что постигла его отца. Лукьян Михайлович Солоневич и его сын от второго брака Евгений были расстреляны 25 мая 1938 года. Как сообщает в своем официальном ответе на запрос красноярского отделения общества «Мемориал» представитель Регионального управления ФСБ РФ по Красноярскому краю, «Солоневичу Л. М. было предъявлено необоснованное обвинение в участии в контрреволюционной повстанческой группе, проведении антисоветской агитации, а также в том, что поддерживал связь с бежавшими нелегально за границу сыновьями». [6]
Однако версия о том, Иван Лукьянович просто пытается скрыть отцовское прошлое, в данном случае не работает: в той же статье упоминается, что Л. М. Солоневич издавал в Белоруссии газету на деньги П. А. Столыпина. Такое сотрудничество с премьер-министром вряд ли в глазах большевиков составляло меньшее преступление, чем работа в «Новом Времени».
Открываем справочную книгу «весь Петроград на 1916 год» и читаем:
«Солоневич Лукьян Мих<айлович>. В<асильевский> О<стров>. 9 л<иния> 22. Сотр<удник> газ<еты> «Нов<ое> Вр<емя>». [7]
Аналогичная запись об Иване Лукьяновиче (тот же адрес и то же место работы) появляется в адресной книге на 1917 год. Дублируются и сведения о Л. М. Солоневиче. [8] Кстати сказать, вышеуказанный адрес дополняет ранее известную географию проживания И. Л. в Петербурге-Петрограде: он не фигурирует в списке адресов, содержащихся в студенческом деле Солоневича. [9]
«Душа горит на сотне вертелов, лишь вспомню переулок Эртелев», - так звучало не очень складное двустишие, которым один молодой поэт постарался выразить свое негодование по поводу «реакционной» позиции газеты «Новое время». Редакция этого издания помещалась в доме № 6 по Эртелеву переулку (ныне улица Чехова), а типография – в домах №№ 11 и 13.
Советская историография классифицирует «Новое Время» как черносотенное издание, притом ведущее. Это неправда: у организаций черносотенцев, Союза Русского Народа и Союза Михаила Архангела, были свои средства массовой информации. «Новое Время», с очень большой натяжкой, можно было бы отнести к органу националистов – благодаря тому, что его ведущий публицист Михаил Осипович Меньшиков (1859-1918) состоял в Главном совете Всероссийского национального союза (между прочим, в этой организации состоял Л. М. Солоневич). Но и такой подход не оправдан. Детище А. С. Суворина было слишком серьезным коммерческим проектом, чтобы представлять интересы какой бы то ни было партии или даже движения.
Позиции черносотенцев, или крайне правых, и националистов были близки, принципиально они различались лишь в одном:
«Союз русского народа, - пишет современный исследователь М. Б. Смолин, - был агрессивен и простонароден в большинстве своем, тогда как Всероссийский национальный союз появился <…> как союз не приемлющих октябристских («второсортные кадеты», как называл их Меньшиков) дальнейших радикальных конституционных вожделений и отодвигания национальных вопросов на второй план (для националистов было важно незамедлительное решение еврейского вопроса), а также не согласных с крайне правыми в их отношении к Государственной Думе и нежелании выставлять народность впереди Православия и Самодержавия. Для националистов и Православие, и Самодержавие вытекали из национальных особенностей, а не наоборот, как это считалось крайне правыми». [10]
Новый, столичный, этап журналистской деятельности И. Л. Солоневича был не слишком продолжительным и не очень выдающимся. Досужие домыслы некоторых сегодняшних «исследователей» ставят его в один ряд с «золотыми перьями» суворинского издания – М. О. Меньшиковым и Василием Васильевичем Розановым (1856-1919). Увы, но в предреволюционные годы И. Л. Солоневич был в ведущей российской ежедневной газете все-таки далеко не на первых ролях – рангом ниже даже забытых ныне профессора А. А. Пиленко или уже упоминавшегося А. М. Ренникова. Штатный сотрудник, не более того.
И, например, в опубликованном по случаю 40-летия «Нового Времени» «более или менее полном» списке сотрудников фамилия «Солоневич» отсутствует. [11]
Среди постоянных авторов газеты предреволюционного периода – сплошь звучные фамилии: Александр Аркадьевич Столыпин, брат покойного премьер-министра; писатель Николай Александрович Энгельгардт; профессор Дмитрий Николаевич Вергун; статс-секретарь, тайный советник, член Государственного совета, сенатор, Александр Петрович Никольский; писатель и публицист граф Лев Львович Толстой (сын великого писателя). И так далее.
И разве можно не упомянуть, наконец, о братьях Сувориных, продолживших дело великого отца? Накануне революции оба они были заметными величинами не только в среде издателей и журналистов, но и на общественном поприще. Так, старший из братьев, Михаил Алексеевич Суворин (1860-1931) был главным редактором «Нового Времени», редактором-издателем журнала «Лукоморье», издателем журналов «Русская Будущность» и «Русско-Британское Время», товарищем председателя совета Всероссийского общества редакторов ежедневных газет, председателем Петроградского Литературно-Художественного общества, председателем комитета по организации экспедиции к Северному полюсу, а также директором театра А. С. Суворина (Малый театр).
Алексей Алексеевич Суворин (1862-1937), после того как несколько лет отработал ответственным секретарем «Нового Времени», практически отошел от дел «Товарищества А. С. Суворина», издавая «Маленькую газету». Его больше занимало писательство и разработка собственной методики лечебного голодания.
Перечень должностей младшего из братьев, любимца А. П. Чехова – Бориса Алексеевича Суворина (1879-1940) впечатляет больше: редактор газет «Вечернее Время» и «Новое Время»; редактор-издатель газеты «Время» в Москве и журнала «Конский Спорт»; председатель правления Общества издателей периодической печати в Петрограде; председатель Общества содействия физическому развитию учащейся молодежи.
В дореволюционной журналистике существовали три своеобразных сословия: репортер, фельетонист и редактор. Первый добывал информацию. Второй ее анализировал и излагал в наиболее удобной и интересной для читателя форме (в отличие от сегодняшнего фельетониста, обреченного на сатиру). Наконец, третий, редактор – это журналист, оценивающий написанное, приводящий текст к наиболее приемлемому для данного издания виду.
Иван Солоневич был репортером. Современный автор учебного пособия для вузов «Журналистика: инструментарий, навыки, техника безопасности» Л. Гвоздев так характеризует дореволюционного представителя этой «касты»:
«Репортер – легкий на подъем, наблюдательный человек, с цепкой памятью, умеющий легко и быстро входить в контакт с самыми разными людьми и располагать их к себе. Хорошо развиты основные органы чувств: зрение, слух, не в последнюю очередь обоняние, осязание... Наконец, обладающий хорошей интуицией, «нюхом на сенсацию». Разумеется, это далеко не полный перечень».[12]
Надо полагать, что собственную близорукость вкупе с «кашей во рту», возникшей вследствие косноязычия, Солоневич-репортер должен был компенсировать предельным развитием иных профессиональных качеств. И это ему со временем удалось.
Первые публикации нового сотрудника столичной газеты основываются на личных переживаниях: испытав на себе, пусть и в небольшой степени, тяготы беженства, Иван Солоневич видел, как неизмеримо сильнее страдала белорусская крестьянская масса. И в первые месяцы много пишет об их нуждах, о работе, зачастую несогласованной, различных комитетов и организаций помощи беженцам.
Вот небольшой отрывок из первой публикации Ивана Лукьяновича в номере от 18 сентября 1915 года:
«Самое ужасное, это – беженцы-крестьяне. Вросшие в свою родную землю, они срываются с нее только в ту последнюю минуту, когда враг находится в расстоянии нескольких верст и когда соседние деревни охвачены дымом пожаров. Возы с захваченным имуществом представляют собою нагромождение часто самых ненужных вещей: тут старые ведра, кухонная посуда, грабли. Часто нет зимней одежды, в суматохе забытой в заветных углах «скрын» и чердаков. Как общее правило, крестьяне захватывают коров, свиней, баранов, если только интендантство не реквизирует их вовремя для надобностей войск… Но по дороге часто нечего есть и людям, не только коровам… На выручку приходит неизбежный Еврей-перекупщик, и корова идет за 50 коп. – 1 рубль…
Эта масса потоками течет на восток. Правительство, а больше всего земство и земский и городской союзы организуют по пути питательные пункты, врачебную помощь… Но что это значит для массы, оторванной бурей войны от своего труда? <…>
Они не словоохотливы. Лица спокойные, неожиданно спокойные… Ребятишки испуганно забились в угол «буды», а старому деду все равно…
– Что ж вы взяли с собой?
– А ничого, панночка, не узяли. Як почау «ен» палить, як почау… Гляжу – ажно Немишковцы горят. Наехали тутатка казаки – утекайте… Ничего не узяли. Коровки две узяли, так одна сдохла, другую жиду продали…
Картофельные поля, лежащие на пути беженцев, почти сплошь раскопаны. Все чаще и чаще беженцы отказываются от работы. В их примитивных умах где-то глубоко гнездится убеждение, что тот «кто-то», который согнал их с родного гнезда, должен им дать и пищу, и кров, и одежду.