| К. А. Чистяков, кандидат исторических наук (Москва) |
| Начало | Продолжение |
|
Следственное дело в отношении И. Л. Солоневича в архиве ФСБ
Окончание Иван Солоневич также «собирался написать книгу о быте СССР, и материалы для этой книги были в прошлом году пересланы через германское посольство»[41]. И далее: «Через них [Виртов] были пересланы в Берлин 1) около двух десятков вырезок из советской печати, кот[орые] должны были служить материалом для моей книги, 2) рукопись Юры – попытка романа из жизни берлинских школьников, 3) вырезанные из альбома семейные фотографии, 4) негативы «Лейки» – виды Киргизии, Крыма, Дагестана и Сванетии – и Сухаревского рынка»[42]. В деле два вида показаний – собственноручные и несобственноручные (написанные следователем Добротиным и подписанные Иваном Солоневичем). Характерно то, что нужные следствию показания – враждебное отношения к советской власти, «шпионская» деятельность и пр. – написаны следователем, а собственноручные показания Ивана Солоневича не содержат того, что могло бы служить прямым доказательством предъявляемых ему обвинений. Возможно, Иван Солоневич подписывал несобственноручные показания, особенно не вдаваясь в их содержание. Все эти показания использовались в обвинительном заключении, которое содержит три пункта: 1. Возникновение контрреволюционной группировки – имеются в виду те самые сборища у Пржиялговских в Ленинграде, где Иван Солоневич был, по его показаниям, раз 6–8; поэтому организатором или руководителем этой группировки он не был и быть не мог. 2. Нелегальные вооруженные переходы, т.е. попытки побега из СССР. 3. Шпионская деятельность группы. Ивана Солоневича обвинили «в том, что занимался шпионской деятельностью в пользу Германии, являясь антисоветски настроенным, сорганизовал к[онтр]-р[еволюционную] группу лиц, поставившей своей целью дважды вооруженный нелегальный переход границы СССР. Имея непосредственную связь через германского сотрудника посольства Вирт – переотправлял ценности и материалы своей жене в Германию с тем, чтобы при переходе границы приступить путем использования их в печати к компрометации Советского Союза»[43]. В обвинении Борису Солоневичу также содержится обвинение в адрес Ивана, которому Борис «пересылал фотоснимки орловских депо и других сооружений, имеющих стратегическое значение, каковые использовались Солоневичем [Иваном] для шпионской цели»[44]. В итоге Ивана Солоневича обвинили по двум статьям – 58-6 – шпионаж и 58-10 – контрреволюционная пропаганда или агитация, а вот в попытке побега, которую он не скрывал, не обвинили (хотя это единственное, в чем его реально можно было обвинить). Обвинение в нелегальном переходе границы (ст. 59-10) было добавлено уже в приговоре. Таким образом, можно констатировать тот факт, что содержание обвинительного заключения не вполне соответствует собственно обвинению, предъявленному Ивану Солоневичу. Что касается убедительности аргументов следствия, то можно говорить о том, что налицо только факт существования группы антисоветски настроенных лиц, пытавшейся дважды перейти границу СССР, организатором и руководителем которой он являлся. Обвинение в шпионаже, конечно, надумано. Контрреволюционная деятельность, второй пункт обвинения, видимо, вытекает из обвинения в шпионаже и самого факта существования группы. То же самое можно сказать и об обвинении остальных фигурантов дела. Бориса Солоневича и Никитина также обвинили в шпионаже и контрреволюционной деятельности, а нелегальный переход границы был добавлен в приговоре. Нелегальный переход границы вменили почему-то только двоим – Юрию Солоневич и Ирине Пеллингер; Елену Пржиялговскую обвинили в шпионаже; в контрреволюционной деятельности обвинили всех. Иван и Борис Солоневичи были приговорены к восьми годам заключения, Никитин, судя по тому, в чем он обвинялся, видимо, тоже к восьми, Юрий Солоневич – к трем годам, и год скостили из-за его несовершеннолетия, хотя в «России в концлагере» Иван Солоневич пишет о трех (там же он сообщает, что его сын от дачи показаний отказался, но это также действительности не соответствует – в материалах дела показания Юрия есть). Иосифа Пржиялговского, единственного фигуранта дела, который не собирался бежать из СССР, обвинили только в контрреволюционной деятельности, и он получил три года ссылки в Сибирь (последняя информация из «России в концлагере», где Иван Солоневич встречает его в пересыльной тюрьме): «Вы, говорит, обвиняетесь в организации контрреволюционного сообщества. У вас бывали такие-то и такие-то, вели такие-то и такие-то разговоры; знаем решительно все – и кто был, и что говорили... <...> Потом выясняется: и, кроме того, вы обвиняетесь в пособничестве попытке побега вашего товарища Солоневича»[45]. В обвинительном заключении Пржиялговский изобличается в том числе и показаниями Ивана Солоневича[46], но о его враждебном отношении к советской власти, как и в случае с Эпштейном, органы следствия наверняка знали. Три года ссылки в Сибирь получила и его жена Елена Пржиялговская (эта информация также из «России в концлагере»). Ирина Пеллингер в шпионаже не обвинялась, поэтому срок ее заключения, скорее всего, составил 3-5 лет. Виновными признали себя все, только Борис Солоневич и Пржиялговский – частично. Дальнейшая судьба фигурантов дела такова: Иван, Борис и Юрий Солоневичи сбежали из концлагеря, Ирина Пеллингер, отбыв наказание, была в 1936 г. снова арестована за контрреволюционную деятельность (видимо, это было связано с антисоветской деятельностью Солоневичей в эмиграции) и в 1938 г. расстреляна в Магаданской области; судьба Пржиялговских и Никитина неизвестна. В «России в концлагере» Иван Солоневич в двух местах упоминает о тех статьях, по которым он был осужден, и дает неверную информацию – оба раза добавляет себе статью 58-11 (принадлежность к контрреволюционным организациям и группам), а во втором упоминании (в беседе с начальником лагеря Успенским) путает формулировки статей обвинения – называет статью 59-10 «нелегальной переправкой советских граждан за границу, совершаемой в виде промысла» и пишет, что «статью, карающую за нелегальный переход границы и предусматривавшую в те времена максимум 3 года, ГПУ из скромности не использовало вовсе», хотя это как раз и есть статья 59-10[47]. Там же, в «России в концлагере», Иван Солоневич высказывает свое мнение о вынесенных участникам группы приговорах: «На вопрос об относительной мягкости приговора у меня ответа нет и до сих пор. Наиболее вероятное объяснение заключается в том, что мы не подписали никаких доносов и не написали никаких романов. Фигура «романиста», как бы его ни улещали во время допроса, всегда остается нежелательной фигурой, конечно уже после окончательной редакции романа. Он уже написал все, что от него требовалось, а потом, из концлагеря, начнет писать заявления, опровержения, покаяния. Мало ли какие группировки существуют в ГПУ? Мало ли кто может друг друга подсиживать? От романиста проще отделаться совсем: мавр сделал свое дело и мавр может отправляться ко всем чертям. Документ остается, и опровергать его уже некому. Может быть, меня оставили жить оттого, что ГПУ не удалось создать крупное дело? Может быть – благодаря признанию Советской России Америкой? Кто его знает – отчего»[48]. В целом, описание попытки побега и того, что ей предшествовало, а также хода следствия и допросов в «России в концлагере» соответствует тому, что Иван Солоневич показывал на следствии, особенно точно совпадает то, что касается самой попытки бегства. Безусловно, какие-то вещи Иван Солоневич мог скрыть или приукрасить, но он имел на это право – право художника, которому к тому же необходимо учитывать идеологические и политические моменты. Таким образом, материалы следственного дела в отношении Ивана Солоневича и его группы являются наиболее ценным источником для изучения жизни и деятельности Ивана Солоневича в конце 20-х – начале 30-х гг., в особенности всего того, что касается круга его общения в тот период времени, а также позволяют получить представление о том, как советскими органами следствия фабриковались уголовные дела подобного рода. Примечания: [1] Л. 182 (здесь и далее в сносках – указание на листы дела) [2] Л. 32, 176 [3] Л. 1 [4] Л. 4 – 4об. [5] Л. 4, 7об. [6] Л. 151 [7] Всесоюзное объединение по торговле с иностранцами (1931 – 1936) [8] Л. 66 [9] Л. 120 [10] Московское обозрение (нем.) [11] Л. 151 – 152 [12] Л. 152 – 152об. [13] Канторович (псевд. Аякс, Н. Терентьев) Анатолий Яковлевич (1896 – [1937]) - специалист по истории и экономике Китая и Японии, журналист; участник Гражданской войны; сотрудник Народного комиссариата иностранных дел; в пер. пол. 1930-х - заместитель заведующего иностранным отделом "Известий"; репрессирован [14] Гнедин Евгений Александрович (1898 – 1983) - дипломат, журналист; участник Гражданской войны; сотрудник Народного комиссариата иностранных дел, Министерства иностранных дел, советского посольства в Берлине; в пер. пол. 1930-х гг. – заместитель заведующего иностранным отделом «Известий»; репрессирован (1939), приговорен к десяти годам лагерей, в ссылке в Казахстане (с 1949), в 1955 г. вернулся в Москву [15] Л. 120 – 121 [16] Л. 153об. [17] Л. 153 [18] Там же [19] Солоневич И.Л. Россия в концлагере... С. 266 [20] Л. 154об. [21] Солоневич И.Л. Россия в концлагере... С. 353 - 354 [22] Л. 65 [23] Солоневич И.Л. Россия в концлагере... С. 20 [24] Л. 89об. – 90об. [25] Л. 172 [26] Видимо, имеется в виду собес [27] Л. 88 – 89об. [28] Л. 91 – 91об. [29] Л. 91об. [30] Там же [31] Л. 63 – 63об. [32] Солоневич И.Л. Россия в концлагере... С. 28 [33] Протокол допроса Никитина любезно предоставлен И.П. Ворониным [34] Л. 33 [35] Солоневич И.Л. Россия в концлагере... С. 27 [36] Л. 64 [37] Л. 80 – 80об. [38] Л. 122 [39] Л. 116 – 117 [40] Л. 9 – 10 [41] Л. 63об. [42] Л. 64об. [43] Л. 178 – 179 [44] Л. 180 [45] Солоневич И.Л. Россия в концлагере... С. 40 [46] Л. 182 [47] Солоневич И.Л. Россия в концлагере... С. 32, 349 [48] Солоневич И.Л. Россия в концлагере... С. 32 - 33 |
