В. Н. Черепица, профессор Гродненского государственного универститета

В. Н. Черепица, профессор Гродненского государственного универститета

Историческая доминанта в политическом учении И. Л. Солоневича

ТЕЗИСЫ ДОКЛАДА

Доминанта в истории как главенствующая идея, основной признак процесса исторического развития – явление малоизученное. Одним из первых «технологию» применения этого понятия на чрезвычайно растянувшемся «переходном этапе» развития русской истории дал долгое время находившийся в забвении И.Л.Солоневич (1891-1953) в одной из центральных своих работ «Народная монархия». Главная идея, пронизывающая весь труд, состоит в том, что социальная психология народов, их морально-идеологические установки, вероятно, уже изначально отличаются. Аргументируя ее, автор писал, что народы не равны друг другу так же, как не равны друг другу и люди. Нельзя ставить знак равенства между народами-создателями государства и народами, кочующими по всем странам мира. Каждый народ, каждая нация имеет свой национальный характер или, по терминологии Солоневича, свой национальный дух. Национальному характеру свойственна определенная доминанта.
В чем состоит тайна национального характера? Солоневич судит о нем с идеалистических позиций и определяет его одним словом – «дух». С материалистической точки зрения характер нации можно выводить из ее истории, влияния географической среды, численности, взаимодействия с другими нациями, хозяйственной деятельности, генетических данных, религии и т.д. И тем не менее вывод будет тот же, что у Солоневича: национальные характеры отличаются друг от друга, повторить их нельзя. Свое смелое утверждение «о вздорности общественных наук вообще и истории, в частности», автор подтверждает массой оригинальных и живых примеров: «Итак: историки ищут законы и, выискав законы, подыскивают факты, которые должны соответствовать законам. И замалчивают те факты, которые в данный вариант законов не влезают никак. Никто не пытался объяснить жизненный путь Ломоносова и Эдисона законами, заложенными в архангельской тайге или в товарном вагоне. Но всякий историк пытается втиснуть жизненный путь русского народа в свой собственный уголовный кодекс. Из этого научного законодательства не выходит ничего, но пропадает и то, что все-таки можно было бы уловить: соборная коллективная, живая личность народа, определяющие черты его характера, основные свойства его «я», отличающие его от всех соседей. И его судьбы, отличные от судеб всех его соседей.
Отталкиваясь от славянофильского тезиса о «принципиальной непохожести истории Западной Европы и истории России», Солоневич, опираясь на современные ему реалии политической жизни, констатирует. Что у них не только «исторические пути были разными, но разной была и историческая терминология»: «Сейчас мы можем сказать, что государственное строительство Европы – несмотря на все ее технические достижения – было неудачным строительством. И мы можем сказать, что государственное строительство Росси, несмотря на сегодняшнюю революцию, было удачным строительством. Наша гуманитарная наука должна изучать европейскую историю с целью показать, как надо строить государственность. Но наша гуманитарная наука с упорством истинного маниака все пыталась пихнуть нас на европейские пути. Наша схоластика питалась европейскими терминами, которые и у себя дома обозначали неизвестно что».
Уделяя много внимания доминанте как определяющей линии национального характера, теоретически и практически игнорируемой «наукой», Солоневич подчеркивает, что в исторической жизни народа эта доминанта реализуется инстинктивно. И ля каждого данного народа она является чем-то само собою разумеющимся: «Поляк и немец, еврей и цыган будут утверждать, что каждый из них действует нормально и разумно: из доминанты само собой разумеются – для каждого из них. Мне не приходилось разговаривать с цыганами, но, вероятно, каждый из них полагает, что именно его цыганская кочевая жизнь является разумной человеческой жизнью, а мы все остальные мучаемся в «неволе душных городов…» Примерно то же будет утверждать еврей: в рассеянии, без всякого государственного груза на своих плечах, еврейство создало народ, который состоит почти из сплошного «правящего слоя» - из буржуазии и интеллигенции, народ, в котором совершенно нет крестьянства и почти нет пролетариата. Мне пришлось разговаривать с поляками в Варшаве в январе 1940 года: в несчастиях, постигших Польшу, были виноваты все: и немцы, и москали, и англичан, и евреи. Одни они, поляки, всегда, безо всякого исключения, действовали и честно и разумно… А результат? – В результате виноваты все остальные.
Я никак не собираюсь утверждать, что русский народ всегда действовал разумно. Но уже один тот факт, что европейская империя создана нами, а не поляками, доказывает, что глупостей мы делали меньше их. Что наша доминанта оказалась и разумнее, и устойчивее, и следовательно, успешнее. И так как все в мире познается сравнением, то попробуем сравнить нашу доминанту прежде всего с доминантой Польши – нашей ближайшей родственницы, соседки и конкурентки.
Обе страны, и Польша и Россия, являются славянскими странами – причем в Польше славянское происхождение выражено гораздо чище, чем у нас: здесь нет примеси финской крови и очень слаба примесь татарской. Географические условия двух стран приблизительно одинаковы, польские несколько лучше, наши несколько хуже. Климатические – одинаковы почти совершенно. И обе страны поставили перед собой одинаковую, в сущности, цель6 создать восточно-европейскую империю: «от моря до моря», как формулировали это поляки, и «окнами на пять земных морей», как формулировал это Волошин. Такого сходства исходного этнографического материала, исходных географических пунктов и конечной цели во всей мировой истории, пожалуй, трудно найти. А вот результаты получились совершенно разные. Почему? Ответ И.Л.Солоневича на этот вопрос несомненно заслуживает внимания историков, обществоведов и политиков.